Осень в этом году выдалась ранняя, хмурая. Каждый день над городом плотной пеленой висел туман. Он зарождался над рекой, окутывал паутиной весь город и нехотя уходил в свое логово только к обеду. Люди уже привыкли к нему: автомобилисты снижали скорость, пешеходы внимательнее смотрели под ноги и по сторонам. Тем не менее, это не спасало от не очень приятных столкновений и падений. Люди, чертыхаясь, двигались в этой вуали природы, каждый в свою сторону, по своим делам.
В семь утра я вышла из дома. Шла почти наощупь, потому что сегодня туман был настолько плотным, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Ориентируясь на знакомые кусты вдоль домов, я медленно брела в сторону работы. Конечно, вчера я легла спать очень поздно (или сегодня очень рано, как сказали бы некоторые мои знакомые). Поэтому спать хотелось жутко. Ежеминутно зевая, я рассеянно думала о том, как хорошо, что я вышла пораньше. «Ау-у… ням. В таком тумане добираться дольше, да и если собьюсь с курса, придется…» Вот тут на меня и накатило. Я встала как вкопанная, сон пропал мгновенно. Озираясь по сторонам, я пыталась понять, куда же меня занесло? Слева угадывается какое-то низкое строение, вместо кустов едва виднелись очертания высоких деревьев. Раньше я по этой дороге не ходила, явно.
«Так, без паники. Нужно вспомнить, где ты не там свернула» — пыталась я успокоить саму себя. В голове крутились обрывки недавних событий, какие-то фразы и ни одной путной мысли. Тряхнув головой, я попыталась сосредоточиться. Вспомнила: нужно повернуть назад и тогда я выйду туда, откуда пришла. Разворот на 180 градусов… и я уперлась в стену. Ну, это была не совсем стена. Прямо перед глазами ничего, кроме тумана не было. Я поднесла руку к глазам и увидела ее. Я видела руку, а стену — нет. Так, осторожно вытянув одну руку вперед, я стала ощупывать пространство впереди себя. В высоту это «строение» было выше меня как минимум на длину руки. То есть до верхней кромки я не дотянулась, даже встав на цыпочки. Теперь вправо, результат нулевой. Влево. Опять пустышка.
Ни звука, ни света. Только молочный туман. Мне стало страшно. Как всегда, когда я нервничаю, мышцы живота скрутились в тугой узел. Я повернула вправо и пошла. Где-нибудь должна же эта стена закончиться! Шаг, два, десять… Я кралась вдоль этой стены, слегка касаясь ее пальцами, чтобы не сбиться.
Страх разрастался и шел двумя волнами — из центра живота и из грудной клетки. Когда две волны сталкивались, рождался всхлип, а волосы на затылке вставали дыбом. Я уже почти бежала, пот начал скапливаться на лбу и стекать маленькими ручейками. Когда я запнулась и упала, то завыла, потому что больше не контролировала свой голос. Ужас выплескивался из меня, вырывался криком, пока я стояла на четвереньках, загребая пальцами влажную рыхлую землю.
Крик замер на моих губах, когда я услышала, что кто-то зовет меня по имени. Резко поднявшись на ноги, я собралась бежать на этот голос и тут поняла, что я не знаю, откуда он исходит. Казалось, он был вокруг меня. Да и кто в таком тумане знает, что тут Я? Паника захлестнула меня с новой силой, я бросилась бежать… и наткнулась на стену. Развернулась и опять побежала, но через десяток шагов — стена. Я стала бросаться на нее в пароксизме страха, стучать по ней кулаками в тщетной надежде разбить. Сквозь мой собственный истошный крик я улавливала звук, похожий на писк комара среди ночи. Только этот звук поднимался и поднимался, пока не зазвучал на невероятно высокой ноте. И снова — голос, который меня зовет. Я бегала от одной стены к другой, по диагонали и наперерез, но всюду было одно и то же.
Голос обретал силу, он приближался, подкрадывался и я даже не хотела думать о том, что, может через мгновение, его обладатель будет рядом со мной, сможет коснуться меня…
Развернувшись в очередной раз вокруг своей оси, я наткнулась на стену сразу же, не успев сделать и двух шагов, а голос зазвучал прямо над головой: «Ма-рии-нааа…» Но тут же, словно отразившись эхом от миллиона скал, разбился и, повторенный многократно, заметался в узком пространстве «туманного колодца». Теперь голос звучал как набат (так громко, как если бы я стояла на колокольне), от него закружилась голова и затошнило. Я заткнула уши руками и попыталась убежать от этого голоса… и разбила нос в кровь, наткнувшись на стену. От неожиданности резко упав на спину, я успела увидеть только тьму, которая навалилась на меня сверху, как бетонная плита, после чего я потеряла сознание.
Очнулась. Долго лежала, пытаясь понять, где я, смотрела в потолок. Белый, как туман… Воспоминания подкинули меня, словно электрический ток прошелся по всему телу. Слева, где-то в ногах услышала короткий женский вскрик. В поле зрения возникла кучерявая головка молодой девушки и тут же пропала.
Услышала, как открылась дверь и человек в белом халате («Ага, я в больнице») подошел и пощупал мой пульс. Поинтересовался, могу ли я говорить и тут же вышел. На смену ему вошел высокий мужчина в милицейской форме.
Стандартные в таком случае вопросы: имя — Марина, фамилия — Быстрова, возраст — 25… Тишина… удивленный взгляд.
Уточнил:
— 25? Вы уверены?
— Конечно, уверена!
Он вышел из палаты быстрее, чем вошел.
Снова появился доктор, полистал карточку, пощупал мой лоб, измерил давление.
Пожал плечами и тоже ретировался.
Мысли толкались в моей голове. Чему они удивились? Непонятно. Странно. Неужели я так плохо выгляжу? Что с лицом? Я избита? Нет, кажется, лицо не болит, глаза не затекшие… Что тогда?
Вошла давешняя медсестра с подносом, закрытым марлей.
— Дайте, пожалуйста, зеркало. — Я мельком отметила про себя, что голос у меня какой-то странный, как будто и не мой вовсе. Шелестящий, как при сильной ангине. Но горло-то у меня тоже не болит!
Когда сестра, наконец, принесла мне зеркало (которое мне пришлось долго выпрашивать), я испытала такой шок, что первые секунды могла только хватать ртом воздух. Потом слезы потекли по моим щекам. Лицо не было больше смуглым, как раньше. Оно стало молочно-белым, как… туман. Каждая жилка просвечивала сквозь фарфоровую кожу, которая из-за глубоких морщин выглядела так, словно мне не 25 лет, а как минимум 70…
Через несколько дней меня перевезли в сумасшедший дом. Я, 25-летняя, числилась пропавшей без вести. Никто из моих знакомых не опознал во мне, теперешней, меня прежнюю. Никто не поверил моим словам, а в итоге — дурка.
Палата, обитая мягким войлоком, была рассчитана на одного, поэтому все свободное время я тупо лежала и думала — что теперь? Что делать? Провести здесь остаток дней? О Боже, тогда я действительно рехнусь!
На третий вечер, лежа как обычно без сна, я краем глаза уловила движение в углу. Туман! Он был тут!
На мой крик приковыляла грузная тетка с ручищами, какие не у всякого мужика бывают. Ловкой подножкой она увалила меня пол, вкатила укол и держала, пока я не перестала трепыхаться.
Когда утром пришел врач, я просила, я умоляла его выпустить меня.
— Пожалуйста! Ну, пожалуйста! Мне нужно, понимаете, нужно уйти отсюда, иначе он меня убьет! Пожалуйста-а-а-а! — мои просьбы перешли в истерику. — Пожалуйста-а-а-а! Аха-аааааааааа… Аааа!
Укол успокоил меня до вечера. До того момента, когда по палате стал бродить туман, постепенно проникая в каждую клеточку меня. Он шептал, нашептывал мое имя, а я в панике металась все всей палате, кидалась на стены и умоляла, чтобы меня выпустили. Мои крики в ту ночь никого не обеспокоили, как, впрочем и в последующие, такие немногочисленные, ночи.
Неделя. Мне была отпущена всего неделя. Но какая это была неделя! Бесплодные мольбы о помощи по утрам, дурманный сон днем и чудовищные страдания с сумерек до рассвета. Страх — вот что стало моей сущностью. Животный страх в наступающей тьме и бесконечная агония паники ночи напролет. Наверное, я действительно сошла с ума в последние дни своей жизни — от страха.
Туман выпил меня медленно, как через соломинку. Я состарилась и истаяла, как тростинка на ветру. В день, когда я умерла, на улице с утра стоял плотный туман, но я об этом не знала и потому не боялась..