Ее изобрели в Китае в начале правления последней императорской династии Цин. Это случилось после того, как в очередной раз китайцам надо было преодолевать свой циклический системный кризис. Особенность этой казни в том, что она, в зависимости от тяжести преступления, оказывалась строго растянутой во времени и могла продолжаться месяц, три месяца, полгода или даже год. Если, например, преступника приговаривали к смерти в течение года, то палач-профессионал должен был обязательно растянуть всю процедуру казни именно на 365 дней — ни больше и ни меньше.
Происходило все это следующим образом. Приговоренного приводили рано утром к палачу, который специальным топориком отрубал у него часть тела, например фалангу мизинца. После этого рана, под наблюдением врача, аккуратно и тщательно прижигалась, затем осужденного отправляли или относили назад в камеру. На следующее утро палач аккуратно отрубал у него следующую часть мизинца, руки, ноги, уха и т.д., опять следовало прижигание и вновь камера. Так что в самом финале казни от некогда красивого и холеного тела высокопоставленного господина оставался лишь кусок прокопченного, чуть вздрагивающего мяса.
Если палач вдруг ошибался, случайно или намеренно (поскольку родственники приговоренного готовы были заплатить очень большие деньги, чтобы прекратить мучения), и убыстрял мучительный срок, то сам автоматически оказывался без головы. Кроме того, преступник никоим образом не мог покончить жизнь самоубийством — за этим тоже тщательно следили.
Главное же заключается в том, что такая изощренная казнь предназначалась только для коррумпированных и высокопоставленных чиновников не ниже губернатора и замминистра, то есть за самое опасное для китайского государства внутреннее преступление. Если на суде вина экс-чиновника доказывалась и обвиняемый вынужден был признаться в преступном «подрыве великих устоев», то палач незамедлительно принимался за свою ювелирно-кровавую работу.
Почему такая казнь китайских высокородных коррупционеров считается в истории самой изощренной и мучительной, понятно. Здесь все более и более гнетущие физические страдания изощренно соединены с психологическими (чиновник ни при каких обстоятельствах не может самооправдаться, даже перед самим собой), моральными (растянутое осознание фатальных последствий своих преступлений для семьи, всего рода и клана), статусными (крушение смысла жизни осознается постоянно в течение всего времени растянутой смерти) и т.д. «Ад здесь и сейчас» — каждый миг для преступника в принципе, становится нескончаемым ужасом.
Для китайского государства (как самого опытного в человеческой истории «субъекта выживания и развития общества») практически всегда борьба с коррупцией считалась наиважнейшим делом. Инстинкт государственного самосохранения, выработанный за несколько тысячелетий китайской истории, всегда безошибочно указывал тамошней элите на главного внутреннего врага. Когда же этот инстинкт выхолащивался и борьба с коррупцией ослабевала или приостанавливалась, то начинались революции, происходили крестьянские восстания, приходили захватчики, менялись династии. Полный набор гнусных шалостей системного кризиса!