Лет 15 назад у моего провайдера был офис в торговом центре, это потом уже он перебрался в шикарные (более или менее) хоромы в другом месте. В этом старом офисе имелся ящик для писем и счетов. Надо было платить за интернет, и я во славу Сети туда отправился.
Выехал я где-то полдесятого вечера. Из моего сравнительно уединенного места жительства в центр ехать минут 10-15 (в нашем городе всего-то тысяч 110 населения).
Прямо напротив офиса Camalott Communications стоял дешевый кинотеатр, где в то время показывали шедевр современного кинематографа – «Смертельную битву». По дороге в торговый центр я проехал театр и запарковался на его парковке.
При свете вывески кинотеатра я выписывал чек, как вдруг в стекло со стороны водителя кто-то постучал. Я обернулся и увидел двоих детей, глазевших на меня. Я опишу их, умолчав об одной детали (можете догадаться, какой именно), которую я заметил только на середине нашей с ними беседы.
Оба находились в той полумистической стадии жизни, когда у детей нельзя точно определить возраст. Оба – мальчики, и мне показалось, что им должно было быть лет 10-14.
Первый мальчик был «переговорщиком». Второй же ничего не говорил – по крайней мере, словами. Первый был выше своего спутника, одет в пуловер, балахон с капюшон в какую-то серую клетку и джинсы. Ботинок не было видно. Кожа у него была оливкового цвета, волосы курчавые, средней длины. В нем чувствовалось спокойное самообладание.
У второго была бледная кожа со следами веснушек. Главной его чертой было то, что он все время нервно озирался. Одежда у него была примерно такой же, как у спутника, но пуловер был светло-зеленым. Волосы – скорее бледно-рыжие.
Они не были похожи на родственников, по крайней мере, прямых.
Я подумал: «Ну все, приплыли. Сейчас деньги будут клянчить». И тут атмосфера переменилась.
Я уже это объяснял, но, к сведению новых луркеров, когда я переживаю что-нибудь необычное, у меня резко изменяется восприятие. Как будто как раз вовремя узнаешь, что уже поздно.
Так вот, сижу я в машине (еще заведенной), заполняю чек, и при появлении двух мальчиков внезапно паникую. Это меня смутило, но я ничего не смог поделать с подавляющим ощущением страха и мистики.
«Переговорщик» улыбнулся, и от этого у меня по необъяснимой причине кровь застыла в жилах. Я чувствовал, как включается инстинкт самосохранения. На этом уровне я понимал, что что-то не так, но что именно – разобрать не мог.
Я буквально на сантиметр опустил окно и спросил: «Да?».
«Переговорщик» снова расплылся в улыбке, на этот раз еще более широкой. У него были очень, очень белые зубы.
«Эй, мистер, как дела? У нас есть проблема», — сказал он. Голос у него был как у подростка, но его выговор, спокойствие и что-то, что я до сих пор не могу описать, усилили во мне стремление к бегству. «Понимаете, мы с другом пошли в кино, а деньги забыли, — продолжал он. – За ними придется возвращаться ко мне домой. Может, вы нас выручите?».
Журналисты много с кем по долгу службы разговаривают, и с детьми тоже. Я – не исключение. Дети обычно стесняются, мямлят, шаркают ножкой и так далее, когда говорят с незнакомцами. Родители чаще всего учат, что когда дети обращаются к взрослым, то отвлекают их от важных дел, и потому надо хотя бы быть вежливыми.
Этот мальчик был непохож на других. Он прекрасно владел языком и не показывал страха. Он говорил, как будто моя помощь сама собой разумелась. Когда он ухмыльнулся, он как будто сказал: «Я кое-что знаю, и это тебе сильно не понравится. Но ты узнаешь это, лишь сделав все, как я скажу».
В ответ я смог выдавить только «Ну, понимаешь…». И тут началось странное.
Молчаливый мальчик посмотрел на «переговорщика» смущенным взглядом, как будто его поразила – нет, не его резкая манера общения, а что я до сих пор не открыл дверь. Меня он тоже нервно разглядывал. «Переговорщик» тоже был не в своей тарелке. И я отмечал, что с ними все по-прежнему не так.
«Мистер, ну пожалуйста», — снова заладил «переговорщик», не теряя убедительности. Да, продавцы машин могли бы поучиться у этого парня. «Мы просто хотим попасть домой. Мы же просто маленькие дети».
Вот тут я и перепугался. Что-то в тоне и выговоре опять врубило во мне тревогу. Мой мозг лихорадочно пытался осознать, что же мне казалось «неправильным» в этих двух персонажах.
Я опять смог промямлить только «ну… эта…», чувствуя, как впиваюсь ногтями в руль. Наконец я спросил: «А вы на какой фильм собрались?» «На «Смертельную битву», разумеется», — сказал «переговорщик», а молчаливый кивнул, стоя пару шагов позади него.
«Ну ладно». Я быстро глянул на афишу кинотеатра и часы в машине. «Смертельная битва» шла уже час, и это был последний сеанс на этот вечер.
Молчаливый все сильнее нервничал. Я подумал, что он заметил, как я подглядываю, и заподозрил, что я начал что-то соображать. «Ну мистер, ну впустите нас. Мы не можем сесть к вам в машину, пока вы нас не впустите, — умиротворяюще сказал «переговорщик». – Просто впустите нас, и мы очень быстро исчезнем. Поедем домой к нашей маме».
Мы посмотрели друг другу в глаза.
В ужасе я заметил, как рука уже протянулась к замку и начала его открывать. Я дернул ее обратно – может быть, слишком сильно, но зато перестал смотреть на детей.
Я обернулся, пробубнил свое «ну… эта…», а потом мой разум словно врубил максимальную четкость.
Я наконец обратил внимание на их глаза.
Они были черными как уголь. Ни зрачков. Ни радужки. Просто два черных шара, в которых отражались красно-белые огни кинотеатра.
Тут выражение лица меня выдало. У молчаливого на лице появилось выражение ужаса, которое словно говорило: а) случилось невозможное; б) нас раскрыли! А на лице «переговорщика» появилась гримаса гнева. Его глаза ярко сияли в полумраке.
«Ну мистер… Мы же вас не обидим. Вы должны нас ВПУСТИТЬ. У нас же нет оружия…»
Последняя фраза вообще напугала меня до смерти, потому что это прозвучало как: «…потому что оно нам НЕ НУЖНО».
Он заметил, как моя рука рванулась к коробке передач. Последние слова «переговорщика» были проникнуты полным и совершенным гневом, но при этом и нотками паники:
«МЫ НЕ МОЖЕМ ВОЙТИ БЕЗ ВАШЕГО РАЗРЕШЕНИЯ. НУ ЖЕ… ВПУСТИТЕ… НАС!»
Я как следует дал задний ход (на счастье, сзади никто не въезжал) и рванул прочь с парковки. Я заметил мальчиков боковым зрением и быстро оглянулся.
Они исчезли. На тротуаре у кинотеатра не было ни души.
Я ехал домой, трясясь от страха. Если бы кто-нибудь попробовал меня остановить, я бы переехал его, а потом уже разбирался с последствиями.
Я рванулся в дом, осматривая все вокруг – даже небо.
Что же это было? Может быть, обычные дети, просили подбросить до дома. И носили стремные контактные линзы. Ага, щас.