Я уже достаточно взрослый мужчина, со своей семьей (женой и двумя детьми), с квартирой, дачей, машиной и, пусть не очень любимой, но доходной работой. Моя сестра была студенткой педагогического ВУЗа, в котором она скорее числилась, нежели реально училась .Любила зависнуть в клубе, любила богатых парней и, подозреваю, не раз служила им подстилкой. Мой отец всю жизнь был трудягой, хранил семью и думал только о воспитании детей. Он был очень хорошим и добрым человеком, наш папа. В один из дней он слег. Старость скосила. Жил он один, потому как я уже имел свою семью, а Люба еще на первом курсе умотала жить в студенческую общагу. А за стариком, между тем, требовался ежедневный уход—в больницу его не взяли, оставив «доживать» в родной кровати. Цинизм медиков иногда восхищает, не правда ли? Как только отец приболел, я сразу отметил, что Люба практически прописалась у него. Провела в квартиру и кабельное телевидение, заменила кое-какую мебель, набила холодильник продуктами, к которым отец и близко бы не притронулся. Ну, вы поняли, к чему я веду, да?.. «Ладно,- подумал я тогда,-пускай так .Лишь бы за отцом приглядывала». Я действительно понадеялся на это, потому что времени у меня самого было не очень много. Однако, надежды мои не оправдались. Каждый раз, когда я, урвав лишний час до или после работы, забегал навестить старика, я обнаруживал его одиноко лежащим в своей комнате. Любы не было. Отец не жаловался, нет. Это не в его правилах, но я и без жалоб все прекрасно видел. Видел пустые банки из-под пива и яги в других комнатах, видел не обработанные пролежни на его теле, пустой стакан на прикроватной тумбочке, грустный, непонимающий взгляд папы. Первым делом я хорошенько проветривал квартиру, так как в комнате отца воздух был спертым, а в других комнатах воняло алкоголем, сигаретами и черт знает, чем еще. Кормил и поил отца, давал лекарства, проводил разные другие процедуры, упоминание о которых будет лишним, рассказывал ему новости, в первую очередь про горячо любимых внуков. И только после это звонил Любе…Раз за разом сдерживать раздражение от ее бездарной лжи становилось все труднее. «Я на учебе, скоро буду. Как там папка? Все хорошо? О кей… ?Ой, ну опять ты орешь! Я же не могу за всем поспеть. Ну,все, давай. Сейчас буду». В один из вечеров я сорвался. Я специально дождался ее прихода и, когда Люба в половине первого изволила явиться домой, силой уволок ее на кухню где и высказал все в самой грубой форме.
— О, учить он меня пришел!
— Да хрена ли тебя учить?!Родители не научили, школа не научила и я не научу.
Она сделала неопределенное движение рукой, мол, не зуди на ухо.
— Ты почему такая безответственная Почему за отцом не ухаживаешь?
— Я не ухаживаю?!-взвилась сестра, выпучив на меня мутные от алкоголя глаза.-Да как у тебя язык повернулся такое сказать?!Думаешь это легко, а? Ты так думаешь? Я уже и так вся измучилась, извелась…
— Ох, бедняжка! Извелась она—аж в запой ушла!..
— Да пошел-ка ты на хер!!!Я даже переехала сюда, чтобы присматривать за папой!!!
— Не ори, дура!-рявкнул я громче, чем того хотелось.-Отца разбудишь!
— Ой-ой-ой, какие мы заботливые…
— Знаю я, зачем ты сюда переехала,-я с отвращением сплюнул.-Показушничаешь только. Наследство делить начала уже, а?
Люба долго смотрела на меня, а потом залилась отвратительным, пьяным смехом. Мне с трудом удалось утихомирить ее.
— Еще раз повторяю—пошел ты на хер,-пропела она в полголоса и неуклюже уселась на табурет.- Я ведь тебя насквозь вижу. Тоже мне, сынулька нашелся. Семейку свою пристроить думаешь? Небось, тесновато вчетвером в однушке, а? Тесновато?
— Заткнулась бы ты лучше.
— А чего это ты мне рот затыкаешь? Скажи, не правильно говорю?
Меня так и тянуло дать ей со всех сил по морде. Вместо этого я медленно опустил кулак на стол и с расстановкой проговорил:
— Нет, не правильно говоришь. Все зашибись у меня с семьей, и так будет дальше. Ясно?
— М-м-м… Ясно.
Любу покачнуло. Девица, по всей видимости, пребывала в пьяном кумаре. Помню, как она поставила локти на стол и, уткнувшись лицом в ладони, заплакала навзрыд. Она ревела и говорила, говорила без конца. Интонации ее менялись резко и неожиданно: она- то щебетала ласковым, умоляющим голоском, то на срыве доказывала мне что-то, то на одном дыхании, речитативом выдавала целые монологи. Одним словом, пьяная истерика. Но почему я-то сразу не сообразил что к чему? Почему я, вместо того, чтобы отстраненно наблюдать за гнусной картиной, стоял и жадно вслушивался в каждую ее фразу, раздражаясь все сильнее? А Люба тем временем уверяла меня, что она несчастная и одинокая, что ей безумно жалко отца, что ей трудно и плохо. Такой чепухи мне давно не доводилось слышать. В один из моментов речь снова зашла о квартире. Решив, что если я молчу и не спорю, то должно быть я понемногу сдаю позиции, Люба принялась «аргументировано» доказывать мне, что квартира по праву принадлежит ей. Тут-то меня и понесло. Я хлопнул ладонью по столу и заорал во всю глотку, забыв про соседей, про время на часах и даже про спящего отца. Я кричал, что она бездарное, ленивое, алчное животное, что она никого не любит, и не любила никогда, в том числе родных. Я метался по кухне, как разъяренный бык и все не мог успокоиться. В конце я добавил:
— Знаешь, что, мерзавка? Хрена тебе, а не квартиру! Ты не получишь ее никогда, даже если мне придется нанять адвоката и отбивать ее через суд!
Сестра посмотрела на меня долгим и, как ей казалось, пронзительным взглядом, после чего оскалилась в злой, отвратительной улыбочке.
— Сам-то себя слышишь?- проговорила она язвительно.- Вся правда из тебя вместе с дерьмом выходит. Ты и твоя семейка только и ждете, когда старик дубу даст.
Это уже было слишком. Я подскочил к сестре и наотмашь врезал ей по челюсти. Люба с криком полетела на пол и изумленно уставилась на меня.
— Как ты посмел?
Новую порцию слез и рыданий я уже не застал. В бешенстве я выскочил в коридор, намереваясь немедленно убраться, прочь, но вспомнил про отца. «А может, не слышал?- с тоской подумал я тогда.- Да нет, слышал. Слух у него отменный». Превозмогая себя, я заглянул в его спальню.
— Пап, ты спишь?
Он заворочался на кровати и что-то сонно ответил. Слишком нарочито, никогда он не умел врать.
Я подошел к его кровати и с горечью посмотрел на его морщинистое лицо. Помню, подумал тогда, какие у него шикарные, пушистые усы.
— Горемыка ты наш…
Смерть сестры стала для всех нас полной неожиданностью. Ее нашли мертвой в туалете учебного корпуса. Друзья рассказали позже, что она очень сильно болела от похмелья и горстями принимала какие-то таблетки. Кто их ей доставал не знаю. Да и трудно ли это? Думаю, что нет. Я не мог сообщить больному отцу эту страшную новость и, как мог, скрывал ее. Теперь, вся тяжесть ухода за отцом легла на мои плечи. Хотя… о чем я говорю? В один из дождливых, осенних вечеров я спешил навестить папу. Купив все необходимое, я двинулся через знакомый с детства двор и вскоре вышел к подъезду. Перед ним торчали какие-то подозрительные личности, явно бандитских наклонностей. Я не очень-то их боялся, но проблем лишних не хотел, а потому поспешил проскочить внутрь. В темноте я столкнулся лицом к лицу с ужасного вида бомжихой, от которой несло так, что меня чуть не вырвало. Она была замотана в истрепанные лохмотья, голову ее скрывал капюшон. Шаркая ногами по бетонному полу, бомжиха прошла мимо, не обратив на меня особого внимания.
— Каких только личностей не встретишь…- проворчал я, с недовольством глянув на грязные следы, и двинулся дальше. Поднявшись на третий этаж, я, к своему ужасу, обнаружил, что входная дверь квартиры отца приоткрыта. С бешено колотящимся сердцем я заскочил внутрь. Грязные следы бомжихи виднелись повсюду, то тут, то там валялись комья грязи. Уже не надеясь увидеть отца целым и невредимым, я влетел в его спальню. Папа, как ни в чем не бывало, лежал в кровати и глядел в окно своими выцветшими и уже немного безумными глазами.
— Папа, что произошло? Она была здесь? Эта тетка была здесь?
Отец перевел на меня взгляд и удивленно нахмурил брови.
— Какая тетка? Любаша заходила.
— Она… что?!- я даже не успел облегченно выдохнуть.- Кто сейчас к тебе приходил.
— Говорю же тебе — Люба забегала.
Я нахмурился пуще прежнего. Совсем несчастный старик из ума выжил.
— Воды мне налила, одеяло поправила… ага…- бормотал в усы отец.
Я подошел к окну и увидел вдалеке уже знакомую шатающуюся фигуру. Ее нещадно штормило из стороны в сторону, тетка кое-как переставляла ноги и готова была вот-вот упасть. Я долго смотрел ей вслед, размышляя, догнать негодяйку или же не стоит.
— Сынок…
Я резко отвернулся от окна.
— Да, отец?
— А почему она была такой странной? Такой молчаливой и неопрятной?
Что-то не давало мне покоя. На первый взгляд из квартиры не пропало ничего ценного, да и много ли могла унести с собой та бомжиха? Но вот стакан на тумбочке… Он был действительно наполнен, хоть и основательно заляпан. А рядом с кроватью лежал оброненный…Мурашки пробежали по спине, в животе что-то перевернулось. Я не верил своим глазам. Медленно подойдя к кровати отца, я наклонился и поднял с пола похоронный венчик, что находился на лбу сестры во время погребения. Но этого не могло быть! Просто не могло! Я вновь подскочил к окну. От ужаса во рту пересохло, горло сжалось. Матерь Божья, это была не бомжиха, это было моя сестра!
— Почему ее так долго не было?- тихо спросил отец.
— Она… она была в походе,- просипел я едва слышно в ответ.
— В каком таком походе?
— Со студентами. На картошку. Осень ведь.
— А-а-а, на картошку,- понимающе улыбнулся отец.- Хорошее дело.
— Да, хорошее…
Отец немного помолчал и, с тяжелым выдохом выговорил.
— Ты не сердись на нее, Володенька. Она ведь молодая еще, ветер в голове. Подрастет, так сама все поймет. Не ругай ее, Володя. А я-то думаю, чего она такая грязная и молчаливая. А вон, гляди-ка, из полей сразу ко мне. Вот молодец. Устала, небось?
— Угу, устала…
В какую-то секунду все во мне перевернулось. Я едва стоял на ногах, и последние силы пришлось потратить на то, чтобы не подать вида перед отцом. Смеркалось. Дождь никак не хотел прекращаться. Кружили вороны, тучи низко проплывали над землей, и все было хреново. Подавленный и разбитый я сидел у могилы сестры. С покосившегося креста на меня смотрело ее вытянувшееся, измученное макияжем лицо. На разворошенном могильном холмике в беспорядке валялись венки и некогда живые цветы. С момента похорон я так и не навещал ее.
— Зачем ты приходила?- хмуро спросил я.- Почему при жизни ты не могла принести отцу этот проклятый стакан воды? И для чего поднялась из могилы теперь? Все не уймешься?
Ответом мне был далекий раскат грома. Где-то за лесом шел порожний товарняк.
— Покойся с миром, Люба. Об отце позабочусь я.
С этими словами я поднялся со скамейки и, уже не сдерживая слез и дрожжи во всем теле, сел в машину. Бросил последний взгляд на могилу с покосившимся крестом, завел двигатель и уехал прочь